Розовые очки
1992-1993 год
В запасе из всех продуктов осталась пачка дешевой китайской лапши, которую необходимо было растянуть на три дня... Надежда еще теплилась в её оставленном всеми витаминами организме: не сегодня так может быть завтра получить оплату за два частных урока вперед... А дальше - снова безденежье и, как следствие - голод.
Она стояла у киоска на площади Мира, еще не переименованной в Сенную, в центре наикрасивейшего города Европы, и подсчитывала в уме: то ли ей истратить последние "тысячи" на две сигареты, то ли купить яблоко, то ли две луковицы...
-- Ну чё раззявилась! - из узкого квадратного окна облезлого киоска, занимавшего крайнее положение в ряду таких же многочисленных архитектурных строений послеперестроечного периода, вылезло искаженное злобой лицо тучной женщины неопределенного возраста, - Отойди отсудова! Не видишь что-ли, товар подвезли! Давай! Давай!
-- Дэвушка! Хороший! - какой-то кавказец скалился рядом в лучезарной похабной улыбочке.- Пойдэм познакомимся? А?
Она смотрела тупо на него, не понимая почему именно к ней он "клеился" в этот момент. Но тут кто-то тронул её сзади за плечо.
-- Пойдем, Наташка! Привет! Я как раз в консерваторию. Надо на лекцию успеть. Как дела?, - Дмитрий забросал её словами и они неторопясь пошли через мостик, а дальше вдоль канала Грибоедова до Театральной площади. - Слышала новость? Мищук собирается на конкурс Чайковского в Москву, а Капулер уезжает навсегда в Нью-Йорк и распродаёт свои вещи. У нее старый рояль "Бехштейн", очень хороший звук и совсем недорого.
-- Да нет у меня денег, Дим! - её, наконец, прорвало после онемения обрушившегося недавно хамства, - Совсем нет! Мне надо за свою комнату в коммуналке платить, а хозяева цену снова подняли, по курсу доллара - эквивалент в рублях. Как будто я их печатаю, деньги эти! Надо к экзаменам готовиться, а у меня нет физических сил! У меня голова постоянно кружится от голода и классов не найти! Где заниматься и для чего заниматься? Какой Гайдн и Бетховен! Кому он сейчас нужен? Кто его слушает? Кому мы вообще будем нужны со своим пианизмом? Кто оценит мой титанический труд - по несколько часов за роялем в день все моё детство и юность?! И..., - но тут она вдруг согнулась пополам от острой боли в животе.
Но он продолжал не замечая её настроения и поправил ремень на плече от заграничного футляра со скрипкой.
-- Но по тебе не скажешь! Выглядишь вполне! И одеваешься...
-- Так это - средство защиты!, - превозмогая боль попыталась улыбнуться она, - Или ты хочешь, чтобы я еще и выглядела, как старая дева? В длинной бесформенной юбке, шерстянной кофте из уцененки и пучком давно немытых жирных волос на затылке! , - она пыталась оправдываться. - Хотя... Есть и такие завистницы с выражением на лице: "интересно, а каким способом она себе шмотки добывает"? Да никаким!, - она говорила без остановки, - Просто у нас в училище была преподаватель, которая всегда выглядела подтянуто и достойно, как бы трудно не было. Она продолжала вести нам лекции, похоронив мужа, а мы об этом узнали только через неделю. Так она держалась. Вот и стараюсь брать с неё пример. А то кому я буду нужна, действительно. - она опять замолчала, сдерживая тупую режущую боль, - Ладно, Димыч, тебе то что? Ты хоть у себя дома живешь с родителями. А я... А мне... - но тут она замолчала и сказала только, - Мне домой надо, а то я целый день на ногах по частным урокам. Вечером попробую прийти в консу и возможно позаниматься. Пока!
И она пошла торопясь дальше по улице Декабристов, мимо Мариинского театра, вдоль трамвайных линий, две автобусных остановки от консерватории. Ей посчастливилось за год до окончания "мечты своей юности и цели своей 25-летней жизни" - Консерватории! - снять эту комнату в коммунальной трехкомнатной квартире на шестом этаже напротив Хорового училища, доставшуюся родственникам от умершей старухи, в самом центре музыкального Питера. Убогая мебель, кровать в которой недавно спала сама хозяйка, следующая комната с соседкой нищенкой-сторожем и кучей её грязных но любимых животных, разделенная фанерной доской и обклеенная выцветшими обоями, и последняя комната - пока без жильцов. И это был рай по сравнению с другими жилищными условиями в различных коммуналках, что приходилось снимать за бешенные деньги для студентки консерватории до этого. Из которых выселяли без предупреждения и приходилось скитаться с вещами по друзьям.
Она подошла к парадной. Кнопкой вызвала ржавый лифт. Раздался характерный звук опускающегося тяжелого предмета, а из шахты понесло кошачьим зловонием. На подоконнике и рядом с ним валялись горы чьих-то окурков, один еще догорая дымился и вонял. Лампочка на верхотуре потолка скупо освещала пространство вокруг и ей пришлось приглядываться к темным углам - нет ли там кого.
Из детства. Громкий зов моей матери, доносящийся из форточки второго этажа деревянного 8-ми квартирного дома. Её саму не видно из-за густорастущих перед домом деревьев. Зато хорошо слышен её поставленный и пронзительный вокальный голос.
-- Наташа! Домой! Наташа-а-а! До-о-о-мо-о-о-ой! Слыши-и-и-и-шь?
Уже дома через час. Я хочу на улицу. Там все собрались и играют в казаки-разбойники. Носятся. Бегают. Им весело и они вместе проживают своё счастливое детство. А мне опять гаммы играть и этюды Черни. Скушно! А завтра Татьяна Михайловна снова заставит слушать пластинку с Гленом Гульдом, исполняющим " Хорошо Темперированный Клавир" И.С.Баха.
-- Мам! А Маринка вон снова гуляет! Можно я тоже пойду-у-у?
-- Наташа, у тебя завтра урок по специальности, а ты еще не занималась. И академический концерт скоро. Хватит по улице слоняться! К Инне надо идти и учить вместе ансамбль. А завтра тебе в музыкальную школу к двум. Будет репетиция и Татьяна Михайловна просила прийти пораньше сразу после школы, чтобы вы позанимались и привыкли к акустике зала. Вот тебе 20 копеек на пирожное и на автобус.
-- Мам, а блины испечешь на завтрак? С красной икрой или сгущенкой? И Инка тогда придет до школы, а?
Продолжение следует...
Конец
Неожиданное солнце, прорвавшееся сквозь низкие и хмурые тучи, долгожданное, освещало этот прекрасный город, не принявший в свое лоно эту человеческую судьбу. Питер словно выпихивал её со своей территории, зная что у неё другое будущее и поэтому триумфально освещал свои декорации для фотографической памяти о прошлом. Щелк! Щелк! И еще вот это - щелк!
Он шла пешком от своего теперь бывшего пристанища в Санкт- Петербурге: от угла улицы Декабристов и Мастерской до набережной Невы, через площадь Труда и мост Лейтенанта Шмидта, вдоль Университетской Набережной и по Большому проспекту Васильевского острова к Гавани, к отправлявшемуся в загадочную Скандинавскую страну теплоходу "Эстония", по велению своей судьбы затонувшему через полгода в Балтийском море.... И это было концом той жизни, породившей другое начало...
P.S.
Одна в чужой стране. Чужой язык, культура, традиции, то же безденежье. Титаническая работа по 8-9 часов в день шесть дней в неделю и преследовавший семь последующих лет сон: " Гавань в Санкт-Петербурге. Теплоход подходит в причалу. Все высаживаются. Она стоит на площади. Одна. И вдруг осознает, что у неё в этой стране нет ни паспорта, ни денег, ни работы, ни дома... И в этот миг пароход начинает отчаливать... Поезд отъезжать... Машины и автобусы разъезжаться... Она бросается в воду, пытаясь добраться вплавь до теплохода... Бежит из последних сил за поездом, машиной, автобусом... Не догоняет...Не успевает..." В ужасе просыпается в своей спальне в трехкомнатной квартире...
За окном - тишина! Вокруг дома цветет и благоухает жасмин и сирень. Белые лепестки вишни, яблонь и груш мягко струятся в воздухе, плавно опадая на землю. Поют соловьи. На клумбе возле дома копошится ёжик, а в траве возле куста сидит зайчик. Живой! Настоящий! Такой серенький и реальный!
© Copyright: Наталия Богданова, 2006
Комментарии